Во имя жизни (Из записок военного врача) - Страница 25

В убежище Жуков вынул маршрутную карту и показал путь протяженностью в сто двадцать шесть километров, который они прошли, выйдя западнее Можайска. На схеме были вычерчены топкие места и непроезжие мосты. В пути при помощи населения они успели починить до десятка мостов, так что теперь можно без большой опаски ехать.

Итак, обходный путь найден, он проходим и относительно свободен. И хотя маршрут Жукова удлиняет путь на целых двадцать километров, но зато спокойнее и надежнее.

В маленьком подвальчике, штаб-квартире госпиталя, спешно собрали весь начсостав госпиталя: командование, начальников отделений, хозяйственников, диспетчеров и врачей-эвакуаторов.

— В нашем распоряжении считанные минуты, — объявил я. — Надо решить: во-первых, продолжать ли прием раненых или прекратить и, во-вторых, каким образом и где достать транспорт для эвакуации трех тысяч двухсот сорока человек?

— Каково истинное положение на фронте? — спросил, пощипывая коротенькие ушки, Минин.

— Могу ответить, — отозвался Савинов. — Из города все органы власти эвакуировались еще вчера, связи со штабом фронта нет, управление госпиталями уехало, войска отходят, бои с немцами ведут арьергардные части.

— Какие меры вы приняли, чтобы связаться со штабом фронта, и что делается на железной дороге? — спросил заросший щетиной Письменный, потирая лоб и невозмутимо попыхивая трубочкой.

— Начну с последнего вопроса, — сказал я. — Комендант станции ушел пешком часа два назад. Станция разрушена, помещения штаба фронта пусты. Стоявшие вокруг нас госпитали прекратили работу. Мое предложение: прием раненых прекратить, поставить заградительный отряд на перекрестке автотрассы с нашей дорогой, машины с ранеными направлять на Гжатск, а все порожние и полупорожние машины задерживать и направлять в госпиталь.

— Я присоединяюсь к мнению начальника госпиталя, — сказал Шур, — но с одной поправкой: поставить на перекрестке пару машин, одну или две бригады хирургов на случай оказания первой помощи прямо в машинах, чтобы не завозить раненых к нам в госпиталь. А пока наши отделения уложат все имущество и подготовят раненых для эвакуации. Прошу не забывать, что у нас уже сейчас свыше ста раненых, оперированных только в течение последних суток.

Командиром заградительного отряда единогласно решено было послать секретаря партийной организации Полещука, придав ему двадцать вооруженных врачей, фельдшеров и бойцов. Командиру автопарка санитарных машин Дворкину предложили на задержанные машины сажать преимущественно своих водителей или, в крайнем случае, в кабину машины кого-нибудь из наших товарищей. Время было горячее, и мера эта оказалась весьма предусмотрительной.

Через двадцать-тридцать минут часть персонала с комплектом хирургического инструментария и семьюдесятью наиболее тяжелоранеными, закутанными в меховые конверты и одеяла, под командой Минина на двенадцати госпитальных машинах была отправлена в деревню Михайловское, что в восьми километрах от Гжатска.

Все ближе и ближе рвались гранаты и слышался свист пуль. Автотрасса продолжала пропускать колонны машин с войсками, грузами, ранеными. Проезжали прожекторные, артиллерийские, понтонные, пехотные части и подразделения. Новые батареи зенитной артиллерии отважно защищали район станции, трассу и подходы к ней. До последней минуты артиллеристы геройски сражались, переезжая на своих машинах с места на место, из засад поражая огнем пикирующие немецкие самолеты! В тупике станции рвались склады и вагоны с боеприпасами, загорелся железнодорожный поселок, фейерверком рассыпались искры над нефтебазой, лучи прожекторов неутомимо продолжали подстерегать самолеты немцев! Над Вязьмой полыхало зарево, Вязьма горела.

Предстояла нелегкая задача — найти человека, который возглавит колонну легкораненых, который не дрогнет в час опасности, не преувеличит и не приуменьшит ее, человека, умеющего владеть собой и повелевать людьми. Выбор наш остановился на Пчелке.

Забегая вперед, скажу, что Пчелка вывел без больших потерь всех раненых! Мало того, он подобрал по дороге еще несколько десятков раненых, оказал всем им помощь и бережно доставил в Гжатск.

Поротно, под командой строевых командиров уходили они по заранее намеченному маршруту.

Наконец выстроились последние две роты. С ними шли Валя Муравьева, Сергей Рыдванов, Наташа Попова и шесть санитаров, не пожелавших отстать от своей суровой любимицы Муравьевой.

Удостоверившись, что легкораненые отправлены, я пошел проверить, как идет подготовка к отъезду в отделениях Письменного, Туменгока, Халистова. По моим соображениям, все неотложные операции к этому времени должны были закончиться. Представьте же мое удивление, когда я увидел, что при свете аварийного освещения на трех столах в одной из подземных операционных отделения Письменного полным ходом идут операции. Здесь я застал и Письменного, и его любимого помощника Синайского, и еще двух врачей, а за крайним столом оперировал… сам Шур. Я только не мог понять, когда он успел обогнать меня и уже вымыться. Шур встретил меня с виноватым видом. Видимо, не всегда можно быть до конца последовательным, когда долг врача призывает тебя. Оказывается, в самый последний момент были доставлены раненые из заградительного отряда с запиской от Полещука.

Когда очередная партия была отправлена, произошла новая заминка с подачей машин с трассы. Кто-то пустил провокационный слух, что больше машин не будет! Можно было поседеть при виде того, что произошло затем. Раненые, утомленные ожиданием, тревогой и болью, заволновались, стали выползать из землянок на дорогу. Они протягивали к нам руки, обнимали за ноги, умоляя не покидать их. Сами растерянные долгим отсутствием машин, мы всячески старались их успокоить. Это были самые тяжелые для меня минуты войны — ночь с седьмого на восьмое октября сорок первого года.